Поэзия – это одна из форм любви. С приведенным высказыванием трудно не согласится, в особенности, если речь идет о любовной лирике такого классика русской литературы, как Афанасий Фет. Стихи о любви были его спутниками не только в юности, но и в преклонные годы. Что побуждало поэта к созданию строк, известных сейчас многим и чем произведения Фета выделяются среди других?
Любовная лирика Фета: предыстория
Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что любовь – это самый мощный катализатор поэзии. Ни один поэтический шедевр не был написан на пустом месте. Авторами двигала как мимолетная влюбленность, так и чувство, перенесенное через всю жизнь. В жизни Афанасия Фета присутствовало как первое, так и второе. Но ключевая роль в стихах о любви Фета всё-таки принадлежит Марии Лазич. Именно ей посвящено одно из самых известных произведений поэта – «Шепот, робкое дыханье».
Фет влюблялся не раз, но лишь чувство к Марии Лазич было с ним всегда. Этой женщине он посвящал стихи и во время отношений, и когда надежды увидеться с ней уже не было. С Марией Фет познакомился, служа в гарнизоне под Херсоном. Девушка была из семьи обедневшего военного в отставке. Марии тогда исполнилось 22, а Фету – 28. Лазич считалась образованной барышней и ещё до встречи с поэтом была хорошо знакома с его творчеством. Мария не входила в число ослепительных красавиц, но вскоре после знакомства Фет признал в ней родственную душу. Тем не менее, отсутствие средств у обоих помешало воссоединению.
Ещё некоторое время длилась переписка, но, в конце концов, Фет стал инициатором полного разрыва. В1850 году поэта сразила страшная новость: Мария погибла. Случайно загорелось платье девушки. От полученных травм она умерла спустя несколько дней. Трудно сказать, был ли это суицид или нелепая случайность, но Мария скончалась со словами: «Он не виноват...».
Любовь в произведениях Афанасия Фета
Описанная выше история оставила немалый след в стихотворениях о любви Фета. Мало того без знания этой предыстории трудно понять всю глубину его произведений. Так, помимо чувства надежды и упования, в них присутствует изрядная доля трагизма. В угоду обстоятельствам Фет отказался от любви, но его произведения ясно показывают, что на самом деле чувство к той единственной не покидало его и в преклонные годы. О чем хорошо свидетельствуют знаменитые «Вечерние огни», сборники которые писал уже находившийся на склоне жизни Фет.
Стихи о любви, написанные классиком, полны любви-переживания, слитой с образом природы. При этом многие произведения – это воплощенная память о Марии. Трагический оттенок этой лирике придают мотивы наказания и вины. Подчеркивая последнюю, Фет иногда называет своего лирического героя «палачом». Единственная возможность искупить вину – это смерть. Неспроста в одной из анкет поэт признался, что хотел бы жить «наименее долго».
Кроме того, любовной поэзии Фета свойственен устойчивый мотив горений, что, несомненно, имеет некую связь с обстоятельствами смерти Лазич. Например, стихотворение «На заре ты её не буди» начинается с описания тихого и спокойного сна девушки, но в конце ждут страшные слова: «Здесь человек сгорел!».
В итоге в лирике Фета четко прослеживается противопоставление образов – лирической героини и героя. Первая давно умерла, но живет в памяти героя и его стихах, второй жив, но мертв в душе. Образ Лазич стал для поэта нравственным идеалом, а его жизнь превратилась в стремление к этому идеалу, в надежде воссоединится с ним. Поэтому в произведениях Фета земная жизнь часто окрашена в темные тона, тогда как небесная – ослепительно яркая. Женская красота для него подобна природе, а созерцание любимой женщины сравнимо с любованием природой.
По мнению многих исследователей, любовные стихи Фета – это единственная область его творчества, где в полной мере отразились жизненные впечатления этого мастера слова. Поэтому названные произведения так отличаются от остальных. В них отсутствует то неимоверное ощущение счастья жизни и радости, которые прослеживается в пейзажной лирике классика. Цикл произведений, посвященных Лазич, охватывает едва ли не 4 десятилетия. В него вошло множество поэтических миниатюр: «Неотразимый образ», «Ты отстрадала…», «Старые письма», «Долго снились мне вопли…», «Нет, я не изменил…» и др.
Фет принадлежит к той удивительной категории поэтов, которые повествуя о своих переживаниях, пробуждают у читателей их любовь и их воспоминания. Его стихи можно сравнить со смычком, пробуждающим музыку мыслей и чувств.
ТЕМА ЛЮБВИ В ЛИРИКЕ ФЕТА
Тема любви является одной из составляющих теории чистого искусства, наиболее широко в русской литературе отраженной в стихах Фета и Тютчева. Эта вечная тема поэзии тем не менее нашла здесь свое новое преломление и зазвучала несколько по-новому. Салтыков-Щедрин в 70-е годы писал, что теперь никто не отважится уже воспевать соловьев и розы. Для Фета тема любви, напротив, явилась основополагающей всего его творчества до конца жизни.
Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только божеским даром и особым талантом поэта. В случае с Фетом оно имеет и реальную автобиографическую подоплеку. Вдохновением для Фета являлась любовь его молодости - дочь сербского помещика Мария Лазич. Любовь их была столь высока и неугасаема, сколь и трагична. Лазич знала, что Фет никогда не женится на ней, тем не менее ее последними словами перед смертью было восклицание: “Виноват не он, а я!” Обстоятельства ее смерти так и не выяснены, как и обстоятельства рождения Фета, но есть основания полагать, что это было самоубийство. Сознание косвенной вины и тяжести утраты тяготило Фета на протяжении всей его жизни, и результатом этого явилось двоемирие, чем-то сродни двоемирию и Жуковского. Современники отмечали холодность, расчетливость и даже некоторую жестокость Фета в повседневной жизни. Но какой контраст это составляет с другим миром Фета - миром его лирических переживаний, воплощенных в его стихотворениях. Всю жизнь Жуковский верил в соединение с Машей Протасовой в другом мире, он жил этими воспоминаниями. Фет также погружен в свой собственный мир, ведь только в нем возможно единение с любимой. Фет ощущает себя и любимую (свое “второе я”) нераздельно слитыми в другом бытии, реально продолжающемся в мире поэзии: “И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить”. (“Alter ego”.) Поэт постоянно ощущает духовную близость со своей любимой. Об этом стихотворения “Ты отстрадала, я еще страдаю...”, “В тиши и мраке таинственной ночи...”. Он дает любимой торжественное обещание: “Я пронесу твой свет через жизнь земную: он мой - и с ним двойное бытие” (“Томительно-призывно и напрасно...”).
Поэт прямо говорит о “двойном бытии”, о том, что его земную жизнь поможет ему перенести лишь “бессмертие” его любимой, что она жива в его душе. Действительно, для поэта образ любимой женщины на протяжении всей жизни являлся не только прекрасным и давно ушедшим идеалом другого мира, но и нравственным судьей его земной жизни. В поэме “Сон”, посвященной также Марии Лазич, это ощущается особенно четко. Поэма имеет автобиографическую основу, в поручике Лосеве легко распознается сам Фет, а средневековый дом, где он остановился, также имеет свой прототип в Дерпте. Комическое описание “клуба чертей” сменяется неким морализаторским аспектом: поручик колеблется в своем выборе, и ему вспоминается совсем иной образ - образ его давно умершей любимой. К ней он обращается за советом: “О, что б сказала ты, кого назвать при этих грешных помыслах не смею”.
Литературовед Благой в своих исследованиях указывает на соответствие этих строк словам Вергилия к Данте о том, что “как язычник, он не может сопровождать его в рай, и в спутники ему дается Беатриче”. Образ Марии Лазич (а это, несомненно, она) для Фета является нравственным идеалом, вся жизнь поэта - это стремление к идеалу и надежда на воссоединение.
Но любовная лирика Фета наполнена не только чувством надежды и упования. Она также глубоко трагична. Чувство любви очень противоречиво, это не только радость, но и муки, страдания. В стихах часто встречаются такие сочетания, как радость - страдание, “блаженство страданий”, “сладость тайных мук”. Стихотворение “На заре ты ее не буди” все наполнено таким двояким смыслом. На первый взгляд перед нами безмятежная картина утреннего сна девушки. Но уже второе четверостишие сообщает какое-то напряжение и разрушает эту безмятежность: “И подушка ее горяча, и горяч утомительный сон”. Появление “странных” эпитетов, таких, как “утомительный сон”, указывает уже не на безмятежность, а на какое-то болезненное состояние, близкое к бреду. Далее объясняется причина этого состояния, стихотворение доходит до кульминации: “Все бледней становилась она, сердце билось больней и больней”. Напряжение нарастает, и вдруг последнее четверостишие совершенно меняет картину, оставляя читателя в недоумении: “Не буди ж ты ее, не буди, на заре она сладко так спит”. Эти строки представляют контраст с серединой стихотворения и возвращают нас к гармонии первых строк, но уже на новом витке. Призыв “не буди ж ты ее” звучит уже почти истерично, как крик души. Такой же порыв страсти чувствуется и в стихотворении “Сияла ночь, луной был полон сад...”, посвященном Татьяне Берс. Напряжение подчеркивается рефреном: “Тебя любить, обнять и плакать над тобой”. В этом стихотворении тихая картина ночного сада сменяется и контрастирует с бурей в душе поэта: “Рояль был весь раскрыт и струны в нем дрожали, как и сердца у нас за песнею твоей”.
“Томительная и скучная” жизнь противопоставлена “сердца жгучей муке”, цель жизни сосредоточена в едином порыве души, пусть даже в нем она сгорает дотла. Для Фета любовь - костер, как и поэзия - пламя, в котором сгорает душа. “Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: там человек сгорел!” - восклицает Фет в стихотворении “Когда читала ты мучительные строки...”. Мне кажется, что так же Фет мог сказать о муке любовных переживаний. Но один раз “сгорев”, то есть пережив настоящую любовь, Фет тем не менее не опустошен, и всю свою жизнь он сохранил в памяти свежесть этих чувств и образ любимой.
Как-то Фета спросили, как может он в его годы так по-юношески писать о любви? Он ответил: по памяти. Благой говорит, что “Фет отличается исключительно прочной поэтической памятью”, и приводит в пример стихотворение “На качелях”, толчком для написания которого явилось воспоминание 40-летней давности (стихотворение написано в 1890 году). “Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трещало от ветра”, - пишет Фет в письме к Полонскому. Такая “звуковая деталь” (Благой), как платье, которое “трещало от ветра”, наиболее памятна для поэта-музыканта. Вся поэзия Фета построена на звуках, переливах и звуковых образах. Тургенев говорил о Фете, что ждет от него стихотворение, последние строки которого надо будет передавать лишь безмолвным шевелением губ. Ярким примером может служить стихотворение “Шепот, робкое дыханье...”, которое построено на одних существительных и прилагательных, без единого глагола. Запятые и восклицательный знак тоже передают великолепие и напряжение момента с реалистической конкретностью. Это стихотворение создает точечный образ, который при близком рассмотрении дает хаос, “ряд волшебных”, неуловимых для человеческого глаза “изменений”, а в отдалении - точную картину. Фет, как импрессионист, основывает свою поэзию, а в частности описание любовных переживаний и воспоминаний, на непосредственной фиксации своих субъективных наблюдений и впечатлений. Сгущение, но не смешение красочных мазков, как на картинах Монэ, придает описанию любовных переживаний кульминационность и предельную четкость образу любимой. Какая же она?
“Я знаю твою страсть к волосам”, - говорит Григорьев Фету о его рассказе “Кактус”. Эта страсть не раз проявляется в фетовских стихах: “люблю на локон твой засматриваться длинный”, “кудрей руно златое”, “тяжким узлом набежавшие косы”, “прядь пушистая волос” и “косы лентой с обеих сторон”. Хотя эти описания и носят несколько общий характер, тем не менее создается довольно четкий образ прекрасной девушки. Чуть по-другому Фет описывает ее глаза. То это “лучистый взор”, то “недвижные очи, безумные очи” (аналогично стихотворению Тютчева “Я очи знал, о эти очи”). “Твой взор открытой и бесстрашней”, - пишет Фет, и в этом же стихотворении он говорит о “тонких линиях идеала”. Любимая для Фета - нравственный судия и идеал. Она имеет большую власть над поэтом на протяжении всей его жизни, хотя уже в 1850 году, вскоре после смерти Лазич, Фет пишет: “Идеальный мир мой разрушен давно”. Влияние любимой женщины на поэта чувствуется и в стихотворении “Долго снились мне вопли рыданий твоих”. Поэт называет себя “несчастным палачом”, он остро чувствует свою вину за гибель любимой, и наказанием за это явились “две капельки слез” и “холодная дрожь”, которые он в “бессонные ночи навек перенес”. Это стихотворение окрашено в тютчевские тона и вбирает в себя и тютчевский драматизм.
Биографии этих двух поэтов во многом сходны - оба они пережили смерть любимой женщины, и безмерная тоска по утерянному давала пищу для создания прекрасных любовных стихотворений. В случае с Фетом этот факт кажется наиболее странным - как можно сначала губить девушку, а затем всю жизнь писать о ней возвышенные стихи? Мне кажется, что потеря произвела на Фета столь глубокое впечатление, что поэт пережил некий катарсис, и результатом этого страдания явился гений Фета - он был допущен в высокую сферу поэзии, все его описание любимых переживаний и ощущение трагизма любви так сильно действует на читателя потому, что Фет сам пережил их, а его творческий гений облек эти переживания в стихотворную форму. Только могущество поэзии смогло передать их, следуя тютчевскому изречению: мысль изреченная есть ложь, Фет сам неоднократно говорит о могуществе поэзии: “Как богат я в безумных стихах”.
Любовная лирика Фета дает возможность глубже проникнуть в его общефилософские, а соответственно, и эстетические взгляды, как говорит Благой, “в решение им коренного вопроса об отношении искусства и действительности”. Любовь, так же как и поэзия, по Фету, относится к другому, потустороннему миру, который дорог и близок Фету. В своих стихах о любви Фет выступал “не как воинствующий проповедник чистого искусства в противовес шестидесятникам, а создавал свой собственный и самоценный мир” (Благой). И мир этот наполнен истинными переживаниями, духовными стремлениями поэта и глубоким чувством надежды, отраженными в любовной лирике поэта.
Афанасий Афанасьевич Фет – известный русский поэт. Первый сборник его стихов – «Лирический пантеон», вышел в 1840 г. К началу 1860‑х гг., когда в России размежевались общественные силы, связанные с революционной ситуацией, Фет выступает в защиту прав помещиков. Он мало писал в это время. Только на склоне лет поэт вернулся к творчеству, выпустив четыре сборника стихов под общим названием «Вечерние огни». В своем творчестве он является сторонником доктрины «чистого искусства», которые избегали обращения к социальной действительности, прямого ответа на жгучие вопросы современности. В то же время его поэзия – в более широком смысле – имеет твердую жизненную почву. Поэту удалось мастерски передать материальную реальность мира, данную человеку в его непосредственном восприятии. Своеобразие поэзии Фета заключается в том, что он впервые воссоздал в лирике мимолетные душевные настроения и состояния. Поэзия его музыкальна, мелодична. Поэт предпочитает иметь дело не со смыслом, а со звуком – особо податливым материалом для выражения сиюминутного настроения. В лирике А. А. Фета основная тема отводится любви. Обладая великим даром и особым талантом, поэт пишет прекрасные стихи. Большое влияние на творчество оказала трагическая любовь Фета. Поэт горячо полюбил талантливую и образованную девушку Марию Лазич. Она вдохновляла юного поэта. Но высокая и огромная любовь оборвалась трагедией. При загадочных обстоятельствах Мария погибает, а Фета постоянно преследует чувство собственной вины на протяжении всей жизни. Переживания о потере своей любимой нашли свое отражение в мире лирических переживаний Фета, настроений, чувств, воплощенных в стихотворениях. Только в поэзии Фет не чувствовал себя одиноким, только здесь рядом с ним была его любимая девушка, Муза – вдохновительница. И уже не было никакой силы, которая могла бы разлучить их – они снова были вместе:
И хоть жизнь без тебя
Суждено мне влачить,
Но мы вместе с тобой,
Нас нельзя разлучить.
Поэт никогда не забывал свою любимую, он постоянно ощущал духовную близость с ней:
Ты отстрадала, я еще страдаю…
В тиши и мраке таинственной ночи…
Фет создал для себя нравственный идеал и всю жизнь стремился к нему в надежде воссоединиться с ним. Этим идеалом была Мария Лазич. Любовная лирика Фета наполнена не только чувством надежды и упования, но и трагизмом. Любовь – это не только радость, трепетные воспоминания, также она несет душевные муки и страдания.
В стихотворении «На заре ты ее не буди» показан тихий сон девушки, но затем появляется тревога:
И подушка ее горяча,
И горяч утомительный сон.
Со временем любовь Фета не угасла. Сорок лет прошло после гибели любимой женщины, а Фет все продолжает писать о ней: «Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трепетало от ветра».
В своих стихах он заново переживает любовные чувства, воспоминания.
Душевные потрясения, потеря любимого человека открыли А. Фету дорогу в поэзию, где он смог выразить свои чувства и переживания.
В его стихах нет ни капельки прозы, это чистая поэзия. О чем бы ни писал Фет: о картинах природы, о дожде, о море, о горах, о лесе, о звездах, о самых простых движениях души, даже о минутных впечатлениях – везде присутствовало чувство радости и света, покоя.
Его поэтический язык естествен, выразителен, музыкален. «Это не просто поэт, а скорее поэт‑музыкант…» – говорил о нем Чайковский. Множество романсов было написано на стихи Фета. Они быстро завоевали широкую известность.
Стихи А. А. Фета также любимы многими людьми. Они открывают красоту окружающего мира, затрагивают душу человека. Любовная лирика Фета позволяет проникнуть и понять взгляды поэта.
Читая его стихи, все больше и больше убеждаешься, что любовь – это действительно необыкновенная сила, которая творит чудеса: «Любви все возрасты покорны».
Любовь – прекрасное чувство, и каждый человек хочет любить и быть любимым.
Высшее достижение поздней фетовской поэзии - его любовные стихи, несомненно, самые необыкновенные и самые страстные любовные стихи, написанные семидесятилетним человеком. В них метод Фета - использовать в поэзии только свои собственные подавленные эмоции - одержал блистательную победу. Они так насыщены, что выглядят как квинтэссенция страсти. Их гораздо труднее перевести, чем его ранние мелодии, и я не решаюсь цитировать тут примеры, которые приводит профессор Элтон в своем докладе о Фете. Но эти стихи принадлежат к самым драгоценным бриллиантам нашей поэзии. Любовная тема для Фета особенно значительна. Фет считал ее основной темой поэзии: «Изящная симпатия, установленная в своей всепобедной привлекательности самою природою в целях сохранения видов, всегда останется зерном и центром, на который навивается всякая поэтическая нить» (письмо Полонскому). Между тем Тургенев, тонкий ценитель лирики Фета, писал ему: «Все Ваши личные, лирические, любовные, особенно страстные стихотворения -- слабее прочих: точно Вы их сочинили, и предмета стихов вовсе не существовало». Что собственно имеет в виду Тургенев? Видимо, то, что при тонком раскрытии душевных переживаний Фет не дает индивидуальных образов женщин. Фет живописует чувства, переживания, но не тех, кто переживает. Однако это можно сказать не только о женщинах, но и о мужчинах, -- прежде всего о лирическом «я» стихов Фета. Это очень обобщенное «я», почти не имеющее индивидуальных признаков. Мы можем сказать о субъекте стихов Фета, что это человек, страстно любящий природу и искусство, наблюдательный, умеющий находить красоту в обыденных проявлениях жизни и т. п., но дать более конкретную -- психологическую, биографическую, социальную -- характеристику его мы не можем.
В уединении забудусь ли порою,
Ресницы ли мечта смежает мне, как сон, --
Ты, ты опять в дали стоишь передо мною,
Моих весенних дней сияньем окружен.
Всё, что разрушено, но в бедном сердце живо,
Что бездной между нас зияющей легло,
Не в силах удержать души моей порыва,
И снова я с тобой -- и у тебя светло.
Не для тебя кумир изменчивый и бренный
В сердечной слепоте из праха создаю;
Мне эта даль мила: в ней -- призрак неизменный
Опять чиста, светла я пред тобой стою.
Ни детских слез моих, ни мук души безгрешной,
Ни женской слабости винить я не могу,
К святыне их стремлюсь с тоскою безутешной
И в ужасе стыда твой образ берегу.
Это одно из редких в русской поэзии стихотворений, написанных мужчиной от лица женщины. Сознание своей безгрешности сосуществует в ней с сознанием своего позора. Самое светлое, неотразимо влекущее к памяти юных дней -- это то, что вызывает безутешную тоску и ужас стыда. Разрушенный кумир вновь и вновь воссоздается и опять превращается в прах. Стихи написаны от лица женщины, но по своей тональности они близки стихам, вдохновленным памятью о Лазич, -- и можно думать, что и эти стихи внушены поэту теми же переживаниями. Светлая, чистая, безгрешная -- эти эпитеты естественнее в устах мужчины, оплакивающего загубленную им женщину, чем в устах женщины, вспоминающей о своей юности: тут они отдавали бы самодовольством, самовлюбленностью. Если так -- здесь творческий эксперимент: Фет представляет себе Марию оставшейся в живых, представляет себе те чувства, которые она испытывала бы, мысленно обращаясь к нему. Что-то в этом роде есть и в других стихотворениях:
Хоть память и твердит, что между нас могила,
Когда ты здесь, передо мной.
И снится мне, что ты встала из гроба,
Такой же, какой ты с земли отлетела,
И снится, снится: мы молоды оба,
И ты взглянула, как прежде глядела.
(«В тиши и мраке таинственной ночи...»)
Присмотримся к ранним стихотворениям Фета, которые современникам казались «гениевскими». Вот стихотворение, каждая из трех строф которого начинается словами: «Я жду...». Ждет, конечно, свою любимую, -- но прямо это не сказано. В конце второй строфы усиливается напряженность ожидания:
Я слышу биение сердца
И трепет в руках и в ногах.
У другого поэта той эпохи напряжение разрешилось бы приходом или неприходом любимой; у Фета конец иной:
Звезда покатилась на запад...
Прости, золотая, прости!
(«Я жду... Соловьиное эхо...»)
Создавалось резкое впечатление фрагментарности, нарочитой оборванности. Снится безответно любимая девушка -- вот более чем обычная тема для лирического стихотворения. Но как развивает ее Фет?
Ах, дитя, к тебе привязан
Я любовью безвозмездной!
Нынче ты, моя малютка,
Снилась мне в короне звездной.
Что за искры эти звезды!
Что за кроткое сиянье!
Ты сама, моя малютка,
Что за светлое созданье!
Образ царицы звезд вытеснил тему «безвозмездной» любви и оборвал стихотворение «по-гениевски».
Фет полюбил Марию Лазич, но ни чувство, ни сознание того, что он встретил женщину, способную понять его и осветить его жизнь своей любовью, не смогли победить убеждения Фета в том, что он окончательно погибнет, женившись на бесприданнице... Любовь Фета отступила перед прозаическим расчетом. Да и была ли его любовь той любовью, какая способна дать подлинное счастье любящему и любимой? Не был ли Фет вообще способен только на такую любовь, которая тревожит воображение и, сублимируясь, изживает себя в творчестве?
Иль это страсть больная солгала
И жар ночной потухнет в песнопеньи?
Роман кончился разлукой, за которой вскоре последовала смерть Лазич, сгоревшей от неосторожно брошенной ею спички. Возможно, что это было замаскированное самоубийство.
Воспоминание об этом трагическом романе во всю жизнь не утратило для Фета своей остроты, и ряд замечательных стихотворений связан с этим воспоминанием.
Та трава, что вдали на могиле твоей,
Здесь на сердце, чем старе оно, тем свежей...
Слова о наступившем равнодушии были навсегда забыты. Образ Марии Лазич в ореоле доверчивой любви и трагической участи на всю жизнь приковал поэтическое чувство Фета, до смерти этот образ вдохновлял его. С его пера срывались слова любви, раскаяния, тоски, часто удивительные по бесстрашной откровенности. В "Вечерних огнях" появляется целый цикл стихов (не выделенных формально в цикл), посвященных трагически погибшей возлюбленной юности Фета Марии Лазич. Вечность, неизменность, постоянство любви к ней поэта, его живое восприятие давно ушедшего человека выступают в этих стихотворениях как форма преодоления времени и смерти, разделяющих людей.
Давно забытые, под легким слоем пыли,
Черты заветные, вы вновь передо мной
И в час душевных мук мгновенно воскресили
Все, что давно-давно утрачено душой.
Горя огнем стыда, опять встречают взоры
Одну доверчивость, надежду и любовь,
И задушевных слов поблекшие узоры
От сердца моего к ланитам гонят кровь.
Я вами осужден, свидетели немые
Весны души моей и сумрачной зимы.
Вы те же светлые, святые, молодые,
Как в тот ужасный час, когда прощались мы.
А я доверился предательскому звуку --
Как будто вне любви есть в мире что-нибудь!
Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,
Я осудил себя на вечную разлуку
И с холодом в груди пустился в дальний путь...
(«Старые письма»)
Ты душою младенческой все поняла,
Чтo мне высказать тайная сила дала,
И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,
Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить.
Очей тех нет -- и мне не страшны гробы,
Завидно мне безмолвие твое,
И, не судя ни тупости, ни злобы,
Скорей, скорей в твое небытие!
(«Ты отстрадала, я еще страдаю...»)
Долго снились мне вопли рыданий твоих, --
Долго, долго мне снился тот радостный миг,
Как тебя умолил я -- несчастный палач.
Подала ты мне руку, спросила: «Идешь?»
Чуть в глазах я заметил две капельки слез;
Эти искры в глазах и холодную дрожь
Я в бессонные ночи навек перенес.
(«Долго снились мне вопли рыданий твоих...»)
Хоть.память и твердит, что между нас могила,
Хоть каждый день бреду томительно к другой, --
Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,
Когда ты здесь, передо мной.
Мелькнет ли красота иная на мгновенье,
Мне чудится, вот-вот, тебя я узнаю;
И нежности былой я слышу дуновенье,
И, содрогаясь, я пою.
(«Нет, я не изменил. До старости глубокой...»)
Любовную лирику Фета питают больше воспоминания и мечты, чем непосредственное чувство. В большинстве любовных стихотворений Фета глаголы употреблены в прошедшем времени. В настоящем времени или в повелительном наклонении («Не избегай; я не молю...», «Прости -- и все забудь в безоблачный ты час...», «Не упрекай, что я смущаюсь...», «Люби меня! Как только твой покорный...» и др.) глаголы даются преимущественно в любовных стихах последнего десятилетия. В период 1882-- 1892 гг., на седьмом и восьмом десятке лет, Фет пишет особенно много любовных стихов, и они почти впервые говорят о теперешней, а не о прошедшей любви, обращены к ныне любимой, а не только к образу прежней возлюбленной. Можно было бы говорить о втором любовном цикле Фета, если бы было известно, к кому он обращен, -- хотя бы к одной ли женщине или к нескольким женщинам, вызывавшим в поэте чувство влюбленности, даже только ли новые переживания фиксированы в этих стихах или и старые творчески перемещены из прошлого. Для некоторых стихов последнее трудно принять, -- настолько живо они рисуют перипетии любовных отношений, -- но сам Фет объяснял их происхождение так, и несколько стихотворений посвятил теме былого молодого чувства, сохраненного в памяти старика: «В. С. Соловьеву» («Ты изумляешься, что я еще пою...»), «Полуразрушенный, полужилец могилы...», «Все, все мое, что есть и прежде было...». Последнее стихотворение начинается так:
Всё, всё мое, что есть и прежде было,
В мечтах и снах нет времени оков;
Блаженных грез душа не поделила:
Нет старческих и юношеских снов.
Покуда на груди земной
Хотя с трудом дышать я буду,
Весь трепет жизни молодой
Мне будет внятен отовсюду.
(«Еще люблю,.еще томлюсь...»)
Е. В. Ермилова тонко замечает о старческих любовных стихах Фета: «...это все то же чувство влюбленности в жизнь, в ее вечную красоту, осознаваемую поэтом на исходе лет с еще большей остротой». В сущности то же сказал сам Фет:
Только встречу улыбку твою
Или взгляд уловлю твой отрадный, --
Не тебе песнь любви я ною,
А твоей красоте ненаглядной
Для Фета любовь есть единственное содержание человеческого бытия, единственная вера. У него и сама природа любит -- не вместе, а вместо человека.
Тема любви является одной из составляющих теории чистого искус-ства, наиболее широко в русской литературе отраженной в стихах Фета и Тютчева. Эта вечная тема поэзии тем не менее нашла здесь свое новое преломление и зазвучала несколько по-новому. Салтыков-Щедрин в 70-е годы писал, что теперь никто не отважится уже воспевать соловьев и розы. Для Фета тема любви, напротив, явилась основополагающей всего его творчества до конца жизни.
Создание прекрасных стихов о любви объясняется не только божеским даром и особым талантом поэта. В случае с Фетом оно имеет и реальную автобиографическую подоплеку. Вдохновением для Фета являлась любовь его молодости - дочь сербского помещика Мария Лазич. Любовь их была столь высока и неугасаема, сколь и трагична. Лазич знала, что Фет никогда не женится на ней, тем не менее ее последними словами перед смертью было восклицание: "Виноват не он, а я!" Обстоятельства ее смерти так и не выяснены, как и обстоятельства рождения Фета, но есть основания полагать, что это было самоубийство. Сознание косвенной вины и тяжести утраты тяготило Фета на протяжении всей его жизни, и результатом этого явилось двоемирие, чем-то сродни двоемирию и Жуковского. Современники отмечали холодность, расчетливость и даже некоторую жестокость Фета в повседневной жизни. Но какой контраст это составляет с другим миром Фета - миром его лирических переживаний, воплощенных в его стихотворениях. Всю жизнь Жуковский верил в соединение с Машей Протасовой в другом мире, он жил этими воспоминаниями. Фет также погружен в свой собственный мир, ведь только в нем возможно единение с любимой. Фет ощущает себя и любимую (свое "второе я") нераздельно слитыми в другом бытии, реально продолжаю-щемся в мире поэзии: "И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить, но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить". ("Alter ego".) Поэт постоянно ощущает духовную близость со своей любимой. Об этом стихотворения "Ты отстрадала, я еще страдаю...", "В тиши и мраке таинственной ночи...". Он дает любимой торжественное обещание: "Я пронесу твой свет через жизнь земную: он мой - и с ним двойное бытие" ("Томительно-призывно и напрасно...").
Поэт прямо говорит о "двойном бытии", о том, что его земную жизнь поможет ему перенести лишь "бессмертие" его любимой, что она жива в его душе. Действительно, для поэта образ любимой женщины на протяжении всей жизни являлся не только прекрасным и давно ушедшим идеалом другого мира, но и нравственным судьей его земной жизни. В поэме "Сон", посвященной также Марии Лазич, это ощущается особенно четко. Поэма имеет автобиогра-фическую основу, в поручике Лосеве легко распознается сам Фет, а средневеко-вый дом, где он остановился, также имеет свой прототип в Дерпте. Комическое описание "клуба чертей" сменяется неким морализаторским аспектом: поручик колеблется в своем выборе, и ему вспоминается совсем иной образ - образ его давно умершей любимой. К ней он обращается за советом: "О, что б сказала ты, кого назвать при этих грешных помыслах не смею".
Литературовед Благой в своих исследованиях указывает на соответствие этих строк словам Вергилия к Данте о том, что "как язычник, он не может сопровождать его в рай, и в спутники ему дается Беатриче". Образ Марии Лазич (а это, несомненно, она) для Фета является нравственным идеалом, вся жизнь поэта - это стремление к идеалу и надежда на воссоединение.
Но любовная лирика Фета наполнена не только чувством надежды и упования. Она также глубоко трагична. Чувство любви очень противоречиво, это не только радость, но и муки, страдания. В стихах часто встречаются такие сочетания, как радость - страдание, "блаженство страданий", "сладость тайных мук". Стихотворение "На заре ты ее не буди" все наполнено таким двояким смыслом. На первый взгляд перед нами безмятежная картина утреннего сна девушки. Но уже второе четверостишие сообщает какое-то напряжение и разрушает эту безмятежность: "И подушка ее горяча, и горяч утомительный сон". Появление "странных" эпитетов, таких, как "утомитель-ный сон", указывает уже не на безмятежность, а на какое-то болезненное состояние, близкое к бреду. Далее объясняется причина этого состояния, стихотворение доходит до кульминации: "Все бледней становилась она, сердце билось больней и больней". Напряжение нарастает, и вдруг последнее четверостишие совершенно меняет картину, оставляя читателя в недоумении: "Не буди ж ты ее, не буди, на заре она сладко так спит". Эти строки представ-ляют контраст с серединой стихотворения и возвращают нас к гармонии первых строк, но уже на новом витке. Призыв "не буди ж ты ее" звучит уже почти истерично, как крик души. Такой же порыв страсти чувствуется и в стихотворе-нии "Сияла ночь, луной был полон сад...", посвященном Татьяне Берс. Напряжение подчеркивается рефреном: "Тебя любить, обнять и плакать над
тобой". В этом стихотворении тихая картина ночного сада сменяется и контрастирует с бурей в душе поэта: "Рояль был весь раскрыт и струны в нем дрожали, как и сердца у нас за песнею твоей".
"Томительная и скучная" жизнь противопоставлена "сердца жгучей муке", цель жизни сосредоточена в едином порыве души, пусть даже в нем она сгорает дотла. Для Фета любовь - костер, как и поэзия - пламя, в котором сгорает душа. "Ужель ничто тебе в то время не шепнуло: там человек сгорел!" - восклицает Фет в стихотворении "Когда читала ты мучительные строки...". Мне кажется, что так же Фет мог сказать о муке любовных переживаний. Но один раз "сгорев", то есть пережив настоящую любовь, Фет тем не менее не опустошен, и всю свою жизнь он сохранил в памяти свежесть этих чувств и образ любимой.
Как-то Фета спросили, как может он в его годы так по-юношески пи-сать о любви? Он ответил: по памяти. Благой говорит, что "Фет отличается исключительно прочной поэтической памятью", и приводит в пример стихотворение "На качелях", толчком для написания которого явилось воспоминание 40-летней давности (стихотворение написано в 1890 году). "Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трещало от ветра", - пишет Фет в письме к Полонскому. Такая "звуковая деталь" (Благой), как платье, которое "трещало от ветра", наиболее памятна для поэта-музыканта. Вся поэзия Фета построена на звуках, переливах и звуковых образах. Тургенев говорил о Фете, что ждет от него стихотворение, последние строки которого надо будет передавать лишь безмолвным шевелением губ. Ярким примером может служить стихотворение "Шепот, робкое дыханье...", которое построено на одних существительных и прилагательных, без единого глагола. Запятые и восклицательный знак тоже передают великолепие и напряжение момента с реалистической конкретностью. Это стихотворение создает точечный образ, который при близком рассмотрении дает хаос, "ряд волшебных", неуловимых для человеческого глаза "изменений", а в отдалении - точную картину. Фет, как импрессионист, основывает свою поэзию, а в частности описание любовных переживаний и воспоминаний, на непосредст-венной фиксации своих субъективных наблюдений и впечатлений. Сгущение, но не смешение красочных мазков, как на картинах Монэ, придает описанию любовных переживаний кульминационность и предельную четкость образу любимой. Какая же она?
"Я знаю твою страсть к волосам", - говорит Григорьев Фету о его рассказе "Кактус". Эта страсть не раз проявляется в фетовских стихах: "люблю на локон твой засматриваться длинный", "кудрей руно златое", "тяжким узлом набежавшие косы", "прядь пушистая волос" и "косы лентой с обеих сторон". Хотя эти описания и носят несколько общий характер, тем не менее создается довольно четкий образ прекрасной девушки. Чуть по-другому Фет описывает ее глаза. То это "лучистый взор", то "недвижные очи, безумные очи" (аналогично стихотворению Тютчева "Я очи знал, о эти очи"). "Твой взор открытой и бесстрашней", - пишет Фет, и в этом же стихотворении он говорит о "тонких линиях идеала". Любимая для Фета - нравственный судия и идеал. Она имеет большую власть над поэтом на протяжении всей его жизни, хотя уже в 1850 году, вскоре после смерти Лазич, Фет пишет: "Идеальный мир мой разрушен давно". Влияние любимой женщины на поэта чувствуется и в стихотворении "Долго снились мне вопли рыданий твоих". Поэт называет себя "несчастным палачом", он остро чувствует свою вину за гибель любимой, и наказанием за это явились "две капельки слез" и "холодная дрожь", которые он в "бессонные ночи навек перенес". Это стихотворение окрашено в тютчевские тона и вбирает в себя и тютчевский драматизм.
Биографии этих двух поэтов во многом сходны - оба они пережили смерть любимой женщины, и безмерная тоска по утерянному давала пищу для создания прекрасных любовных стихотворений. В случае с Фетом этот факт кажется наиболее странным - как можно сначала губить девушку, а затем всю жизнь писать о ней возвышенные стихи? Мне кажется, что потеря произвела на Фета столь глубокое впечатление, что поэт пережил некий катарсис, и результатом этого страдания явился гений Фета - он был допущен в высокую сферу поэзии, все его описание любимых переживаний и ощущение трагизма любви так сильно действует на читателя потому, что Фет сам пережил их, а его творческий гений облек эти переживания в стихотворную форму. Только могущество поэзии смогло передать их, следуя тютчевскому изречению: мысль изреченная есть ложь, Фет сам неоднократно говорит о могуществе поэзии: "Как богат я в безумных стихах".
Любовная лирика Фета дает возможность глубже проникнуть в его общефилософские, а соответственно, и эстетические взгляды, как говорит Благой, "в решение им коренного вопроса об отношении искусства и действи-тельности". Любовь, так же как и поэзия, по Фету, относится к другому, потустороннему миру, который дорог и близок Фету. В своих стихах о любви Фет выступал "не как воинствующий проповедник чистого искусства в противовес шестидесятникам, а создавал свой собственный и самоценный мир" (Благой). И мир этот наполнен истинными переживаниями, духовными стремлениями поэта и глубоким чувством надежды, отраженными в любовной лирике поэта.